Когда глаза привыкнут к темноте - Страница 58

– Куда? Куда ты зашла с мороженым, дрянь такая! – вдруг вскрикнула женщина за прилавком. Ее крупное, красивое лицо вдруг странно, нехорошо исказилось, щеки задрожали, на лбу появилась глубокая складка, рот поехал в сторону. – Вон пол измазала и ткани все испачкаешь! А ну, на выход! Бессовестная!

Маришина подружка стояла рядом, и у нее в руке тоже было мороженое, но кричала продавщица только на Ма-ришу! Даже начала выбираться из-за прилавка, словно хотела подойти, ударить, выкинуть за двери… Не помня себя девчонки вылетели из отдела тканей. Мариша еще несколько месяцев боялась не только заглядывать в универмаг, но даже мимо проходить! Сидела вместе с мамой в библиотеке, удивляя ее внезапно проснувшимся рвением.

Тогда она полюбила библиотеку. Таинственную тишину и особый, ни с чем не сравнимый запах книжной пыли. Сонных золотых рыбок в заросшем аквариуме и шаткий неуют тонконогих стульев. Полюбила долгие, томные предзакатные часы, когда так сладко провалиться в книгу, в придуманный мир… И голова плывет в сладком тумане, и распахнутые глаза видят не стены библиотеки, а любимых героев, и в реальности остаются только кончики пальцев – так приятно перелистывать ими мягкие страницы зачитанной книги!

Так, волей-неволей она отдалилась от сверстников. На уроках она была прилежна, не болтала с соседкой по парте, не писала записочек, после уроков шла в библиотеку, а потом, вместе с мамой, – домой. Ей было уже четырнадцать, когда она почувствовала последствия этой обособленности. Неожиданно для себя вынырнув из омута собственной фантазии, Мариша поняла – ее не любят в классе. Это подтвердила и классная руководительница на родительском собрании по итогам первой четверти.

– У Марины Головановой напряженные отношения с коллективом. Она держится обособленно, высокомерно, с ней никто не хочет дружить. С Мариной даже никто не захотел сесть, хотя я посадила ее на очень хорошую парту у окна, – сообщила учительница.

Анна Игнатьевна была не на шутку расстроена. Она сама была замкнутой и, в силу обстоятельств, очень одинокой. Ни друзей, ни подруг не было у нее в этом городе. Ее образ жизни, ее непохожесть на других отделили ее от скудного гарнизонного общества офицерских жен, ее связь с женатым мужчиной не внушала им симпатии и доверия. И она не хотела, ни за что не хотела такой же судьбы для Мариши! Пусть на дочери уже лежит печать отверженности, в этом неизбывная вина матери. Но Марина должна преодолеть это, должна заставить своих одноклассников полюбить себя! В мечтах Анна Игнатьевна видела дочь популярной и успешной. Она начитанна, умна, может поддержать любую беседу. Почему бы ей не стать душой компании?

Вечером состоялся серьезный разговор. Анна Игнатьевна изложила дочке свое мнение. Она ждала отпора. Пусть подсознательно, но надеялась, что Мариша проявит гордость и независимость характера. «Мне никто не нужен, я далеко ушла по развитию от своих одноклассников, мне интересно только с тобой, мамуля», – вот что могла бы сказать Марина.

Возможно, Анна Игнатьевна расстроилась бы снова, но, несомненно, эти слова заставили бы ее больше уважать дочь, более чутко прислушиваться к ее душевной жизни.

Но Марина, привыкшая во всем соглашаться с матерью и во всем подчиняться ей, только послушно кивала.

– Пригласи домой девочек и мальчиков. У тебя же скоро день рождения! Мы накроем стол, напечем пирожков. Поиграете в какую-нибудь игру, например в фанты. Попоете, потанцуете… И вообще не стесняйся быть ближе к ровесникам, интересуйся их жизнью. Ваша классная руководительница жалуется на твое высокомерие… Надеюсь, ты не думаешь, что они все плохие, а ты хорошая? Ты одна из них!

Это был удар. Раньше Марина была одна-единствен-ная, по крайней мере, для своей матери. Теперь она стала одной из многих.

– Мам, – решилась попросить она. – У меня все платья такие… Такие скучные.

– А праздничное? – насторожилась мама. – У тебя же чудесное праздничное платье, недавно сшили!

– Нарядное – в клеточку и с кружевным воротником, как абажур. И туфли, они новые, но каблук какой-то школьный. Сейчас все носят на высоком каблуке, называется – копыто. У всех девочек есть, а у меня нет. И часы…

– Часы возьми мои. Копыта – это ужасно! Хотя бы шпилька… Хорошо. Будет тебе и платье, и копыта.

День рождения, естественно, не удался. Марина пригласила весь класс, восемнадцать человек. Они с мамой полночи расчищали большую комнату – чтобы все могли поместиться, чтобы было где потанцевать! Соорудили скамейку – положили гладильную доску на два табурета. За час до появления гостей Анна Игнатьевна пошла к соседке снизу, учительнице музыки. Проигрыватель дома имелся, но толку ли в этом зеленом чемоданчике, если из музыки только записи Лещенко и Вертинского «на ребрах»? Молодежь должна слушать современную музыку!

Драгоценные виниловые диски с записями Карла Гота и Аллы Пугачевой.

– Не разбейте только, Анечка, только не поцарапайте, кладите только уж в конверты. Хорошо? А что у вас – никак, торжество намечается? Свадьба?

– У дочки день рождения, – сдержанно ответила Анна Игнатьевна.

– Мои поздравления Мариночке! Пусть растет умненькой и красивой! Пусть будет… – она несколько мгновений помолчала, будто не подбирая сравнение, а вспоминая какую-то грустную мелодию, – как мама!

Поднимаясь к себе, Анна Игнатьевна рассматривала черно-белые конверты и нервно улыбалась. Все хорошо, все хорошо. У девочки будет праздник. Она так волновалась, сбегала с утра в парикмахерскую, где ей по-модному взбили волосы, купила роскошный торт, лимонад… Сегодня она будет принцессой, будет танцевать с мальчиками – наверняка есть одноклассник, который нравится Маришке!