Когда глаза привыкнут к темноте - Страница 78

Ее встретила уже знакомая горничная, улыбнулась чуточку льстиво. Она полагала, что ей придется работать под началом у Марины Владимировны, она хотела ей понравиться, установить контакт.

– Елена Николаевна примет вас в кабинете, – шепнула она.

Где кабинет, Марина уже знала – несколько дней назад самолично выводила неизвестного происхождения пятно со светлого, лохматого ковра. Интересно, исчезло ли оно? Тогда было темно, под влажным кружком грязь не различалась. Сейчас оно снова может проступить. Что ж, выведут без ее, Марининого, участия.

Но, войдя в кабинет, она все же мельком взглянула на то место, где было пятно. Его прикрыли креслом, а под креслом и в самом деле что-то виднелось. Какой-то овальный предмет, словно небольшая дынька…

Хозяйка еще не пожаловала, можно было позволить себе кое-какие вольности. Марина нагнулась и подняла предмет. Это был посох дождя.

Темно-коричневый, в терракотовых узорах, похожих на пещерную живопись. И кельтский орнамент. И тихий, знакомый шорох неторопкой дождевой поступи. Эта вещь принадлежала Лере. Нет – точно такая же вещь принадлежала Лере. Просто точно такая же вещь. Но почему через округлый бочок посоха тянется длинная белая царапина, повредившая лак? Лера тогда демонстрировала Марине звуковые возможности своего ненаглядного талисмана, лихо им размахивала и домахалась – задела за острый выступ буфета…

– Здравствуйте, милая.

Она не заметила, как за спиной раскрылась дверь, как вошла хозяйка. Впрочем, мудрено было услышать ее легчайшие шаги. Но голос ее звучал сильно и молодо!

Марина обернулась. Перед ней стояла худенькая, высокая женщина в розовом кимоно, с длинными, распущенными волосами. Ей могло быть сорок лет, ей могло быть пятьдесят, семьдесят, сто! На гладких щеках сиял косметический румянец, подкрашенные губы улыбались, показывая ряд бело-голубых искусственных зубов. В ушах сияли замечательные серьги – какие-то красные, округлые камни в обрамлении ярко горящих бриллиантов. Но это родимое пятно, багрово-розовое, оно похоже на след страшной болезни, проказы, что ли! Но шея ее, страшная, черная шея с обвисшими складками, которых не мог скрыть розовый газовый шарфик! Но руки – высохшие лапки мумии с распухшими артритными суставами, как она может носить все эти перстни, они ведь причиняют ей дикую боль!

И – глаза. Их форма была искажена подтяжками, их цвет затенен не то густо накрашенными, не то наклеенными ресницами, но косметические ухищрения не могли утаить их выражения. Старость, старость была в них. Но не смиренная старость, готовая кротко встретить кончину, – старость хищная, жадная, отрицающая смерть, готовая на все, лишь бы продлить свое жалкое существование.

– Здравствуйте, – наконец откликнулась Марина.

– Меня зовут Елена Николаевна. А вы – Марина. Так ведь?

– Да.

– Произошла чудовищная ошибка.

Марина не успела осознать смысла сказанного.

– Ошибка?

Елена Николаевна не шагнула, а покачнулась в сторону кресла, Марина подхватила ее под острый локоть, усадила.

– Вам плохо? Воды?

– Не надо. Вся вода мира не поможет мне. Нет, с рук моих весь океан Нептуна не смоет кровь. Скорей они, коснувшись зеленой бездны моря, в красный цвет ее окрасят…

– Это Шекспир.

– Да. Я задам вам вопрос. Постарайтесь ответить правду.

– Слушаю.

– Как звали вашего отца?

– Новиков Владимир Александрович.

– Спасибо.

Голос Елены Николаевны изменился, стал тихим шелестом осенних листьев, и на глазах Марины сквозь густые наслоения тонального крема начали проявляться морщины. Безжалостно глубокие.

«О Боже, ее лицо, оно как пересохшее русло реки. Русло реки Времени. Она умирает у меня на глазах. Она распадается, как вампиры и оборотни в глупых фильмах. Но как попал к ней этот предмет? Где Лера?»

– Где Лера?

– Лера… Девушка… Тебе нужен ключ, Дандан. Вот, возьми его.

Еле заметным, почти уже безжизненным жестом она указала на грудь себе, но Марина заметила цепочку, змеящуюся по дряхлой шее. Потянув за цепочку, вытянула – крест? Нет – ключ.

– Скважина… Там…

Уже не указанием хозяйки, но собственным чутьем Марина нашла крошечную скважину в стене. Она не задавала вопросов, потому что на них не было времени. Она не смогла удивиться, когда с тихим скрежетом отошла часть книжных стеллажей, открыв провал в безвоздушную тьму, в воющее космическое пространство. Сделать туда шаг Марина не могла.

– Где она? Где она, говорите, безумная вы…

Как бы ни хотела назвать Марина безумную старуху, в этом уже не было никакого смысла. Она была мертва. Смерть не одарила ее последней красотой, лицо чудовищно исказилось, словно потянули его в разные стороны шрамы от многочисленных операций. И так мучительно была запрокинута голова, так бессмысленно, пусто смотрели в потолок глаза, и только пальцы правой руки, скорченные в намеке на крестное знамение, внушали какую-то надежду. Милость? Спасение? Пристальный взгляд в спину, молящий голос, трудный вздох?

– По… Помо… Помогите нам. Пожалуйста.

Из черной арки донеслось тяжелое, прерывистое дыхание, и через мгновение, для Марины длившееся отчаянно долго, появился мужчина – обнаженный до пояса, шатающийся. Он зажмуривался, отводил от света глаза, но и как будто бы держался болезненно прищуренными глазами за световой луч. На руках он держал тело девушки, бессильно откинутая рука почти касалась пола.

– Лера!

– Она жива. Без сознания. Где Елена Никола… Где эта ведьма?

– По-моему, она умерла.

– Тем лучше для нее. Нам нужно убираться отсюда.